Наметившиеся в последние годы положительные тенденции в подходах России к оценке ряда предлагаемых ей международных соглашений вполне можно назвать как «приоритет национальных интересов». Этот приоритет обязательно должен быть распространен и на такую сферу природопользования в России, как эксплуатация охотничьих ресурсов. Источник: Охотники.ру
В 90-х годах прошлого столетия Россия, утратив статус Великой державы, по крайне мере в сфере экономики, провозгласила в своей внешней политике приоритет (примат) международного права и строго придерживается этой концепции. Имея неоспоримый вес в деятельности многих международных организаций и решающий голос в принятии решений раньше, Россия в настоящее время не обладает такими возможностями.
Именно в силу этих причин и на фоне геополитических потерь Россия ни в коей мере не может позволить себе и в дальнейшем «делиться» своим суверенитетом и должна на государственном уровне крайне бережно относиться к своим традициям, в полном объеме используя протекционистские методы для их защиты. В том числе и защиты весенней охоты.
Более того, без возвращения России к своим многовековым традиционным ценностям у страны даже в ее нынешних границах нет будущего, а охота, в том числе весенняя, один из бесспорных элементов этих традиций. Кстати, к таким традиционным ценностям вполне можно отнести и централизованное государственное управление охотничьим хозяйством.
Одним из важных направлений «утечек» реального суверенитета России является создание на ее территории особо охраняемых территорий (ООТ) под эгидой международных организаций, например ЮНЕСКО, которые в той или иной мере будут ограничивать суверенитет России над этими территориями в силу необходимости соблюдения взятых на себя международных обязательств.
Более того, такого рода ООТ, например, биосферные заповедники на приграничных территориях России, могут препятствовать целому ряду крупномасштабных проектов, призванных ускорить ее экономическое развитие. Так, создание биосферного заповедника в устье р. Туманной (Туманган) создаст проблему в осуществлении проекта соединения Транссиба с Южной Кореей и т.п.
Таким образом, в создании сети ООТ у нас в стране, которую, безусловно, и в дальнейшем нужно развивать, вполне достаточно внутреннего российского законодательства.
Вторым таким направлением, безусловно, является включение ряда природных ресурсов страны, через подписание Россией тех или иных соглашений (конвенций), в сферу «международного» контроля, результатом которого будут ограничения на использование этих ресурсов внутри России. К этим ресурсам в полной мере следует отнести ресурсы охотничьих животных России.
Охотничьи ресурсы страны в условиях реального социально-экономического кризиса в России, да и на большей части постсоветского пространства, являются основой «низкобюджетной» охоты. Например, охоты на водоплавающих птиц, рябчика и т.д., являющиеся мощнейшим реабилитационно-рекреационным фактором для нескольких миллионов наиболее активных граждан России, все еще доступны для рядового охотника.
Вместе с тем охота, и это тоже российская традиция, по-прежнему один из существенных реабилитационно-рекреационных факторов и для значительной части российской элиты, как «столичной», так и региональной. Причем, предпочтение все же оказывают не «трофейной», а традиционной охоте, что наиболее характерно для региональных элит.
В этих условиях любые манипуляции с «выяснением» принадлежности российских охотничьих ресурсов на международном уровне не в пользу России будут очевидным давлением на российскую элиту.
Централизованное государственное управление ресурсами, прежде всего мигрирующих охотничьих животных, включая государственный учет и мониторинг, в наименьшей степени может быть подвержено влиянию лоббирования при определении квот добычи и запретов на те или иные виды охоты.
Более того, только такое управление в состоянии последовательно (в плановом порядке) решать ряд важнейших задач, остро стоящих перед охотничьим хозяйством России. Например, задач, связанных с внедрением целого ряда всероссийских программ по учету и миграционному мониторингу.
К ним можно отнести программы по переходу на видовой уровень учета добычи уток и гусей, радиомечение ряда видов охотничьих животных (лось, дикий северный олень, гуси и др.), проведение ДНК-тестов для определения популяционных арен и т.д.
Только при таком управлении и соответствующем отраслевом статусе, например, Главохоте РФ или подобной ей структуре, можно успешно договариваться с сопредельными странами, куда мигрируют «наши» ресурсы, о единых «правилах игры». А это – единая близкая регламентация охоты, или согласованные квоты добычи и т.д.
То есть, образно выражаясь, только таким образом можно «поставить лошадь впереди телеги». Наконец, министерский, законодательно закрепленный статус государственного управления охотничьим хозяйством, с исчерпывающим, а не урезанном набором управленческих функций, позволит успешно «погасить» грядущие «цунами» малых и больших приватизаций, связанных с землей и всем тем, что на ней обитает.
ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ РОССИИ И ЕЕ СТАТУС КАК СТРАНЫ-ДОНОРА
(ПРЕЦЕДЕНТ КИОТСКОГО ПРОТОКОЛА)
Говоря об ООТ в России, следует особо подчеркнуть, что их площадь превышает площади ООТ (заповедники, заказники, национальные парки и др.) не только в Западной Европе, но и в Азии, а по качеству природной среды этих территорий с Россией может соперничать, пожалуй, только Бразилия и некоторые страны Африки. А это позволяет в полной мере говорить о России как о стране-доноре по отношению к Евразии в целом.
Страной-донором Россия является и по ресурсам водоплавающих птиц Евразии, а это основной (до 80% всех охот) объект спортивных охот в Евразии в целом, так как основное воспроизводство (гнездование) этого вида дичи происходит в северных регионах России.
Следует крайне осторожно подходить к предложениям о вступлении России в то или иное соглашение или к подписанию какой либо конвенции, которые предполагают интернационализацию, по сути, российских природных ресурсов.
Очень часто «аппараты» (руководящие органы) тех или иных международных конвенций или соглашений тесно связаны с неправительственными организациями, «поставляющими» им ту или иную информацию, на основании которой принимаются решения.
Однако, будучи неправительственными, они часто не несут никакой ответственности за предоставленные сведения. Более того, часто эти организации, являются, по сути, коммерческими со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями, в связи с чем приоритет контактов России с правительственными организациями в сфере обмена информацией – очевиден.
Как, впрочем, очевидны и прямые двусторонние соглашения по охране мигрирующих животных со странами, прежде всего азиатскими, где зимуют наши (!) охотничьи виды птиц.
Ограничение суверенитета России, несоблюдение ее национальных интересов, отсутствие финансовых возможностей как в прошлом, так и в настоящем стало причиной неподписания Россией (СССР) целого ряда международных соглашений, связанных с мигрирующими охотничьими животными.
Например, не подписана Боннская конвенция об охране мигрирующих животных (1979), Бернская конвенция по охране дикой природы и природных местообитаний Европы (1979), Соглашение по охране Афро-Евразийских мигрирующих водно-болотных птиц (1995) и др.
Но «жизнь не стоит на месте». В последние годы был сформирован так называемый «механизм посредничества», когда исполнительный секретариат одной конвенции, например Конвенции о биологическом разнообразии, которая Россией подписана, делегирует статус «ведущего партнера» другой, не подписанной Россией, конвенции, например Боннской. Оба секретариата готовят и реализуют программы совместной работы.
И так как Россия не представлена в секретариатах, ее влияние на принятие тех или иных решений, связанных с мигрирующими охотничьими видами животных, минимально. Таким образом, остаться без весенней охоты можно, и не подписывая то или иное международное соглашение.
Однако подписав в 2004 г. Киотский протокол и став «де-юре» одной из стран-доноров по воспроизводству «чистого воздуха» на планете, Россия по прецеденту может объявить себя страной-донором и по отношению к целому ряду других природных ресурсов. И ресурсы, к примеру, мигрирующих водоплавающих птиц в России одни из них.
Как известно, суть Киотского протокола в квотировании выбросов вредных веществ (в первую очередь, двуокиси углерода) в атмосферу. В этом контексте донорство России в части своих мигрирующих охотничьих ресурсов по отношению к Евразии абсолютно очевидно.
Отношение к этому протоколу со стороны ведущих ученых-климатологов России, да и многих других стран, крайне неоднозначное, многие называют его не иначе как «киотизмом» или «протоколами киотских мудрецов».
Вместе с тем подавляющее число политологов и специалистов в области международных отношений указывают на подписание этого протокола Россией как на сугубо политическое решение.
Что ж, нет худа без добра. В этой связи и мы видим в Киотском протоколе, коль скоро он подписан, в первую очередь прецедент, который дает России теоретическую возможность получить статус страны-донора по отношению, например, к евразийским мигрирующим ресурсам водоплавающих птиц.
Подытоживая вышеизложенное, было бы несправедливо не отметить прямую зависимость государственного отраслевого управления от бюджета страны, который сейчас находится далеко не в лучшем состоянии.
Но даже в кризисной России залогом ее будущего выздоровления является отраслевая управляемость и бережное отношение государства прежде всего к управлению теми отраслями, которые являются основой его мощи.
Максим
Виктор